А если серьезно - это дейстивтельно пшик и розовые сопли, я вас честно предупредил. Ну... хотелось мне. Ну он пока без названия, но с эпиграфом. Кстати именно песня, точнее пару строк из нее, меня докаваила до написания фика. Под нее и писалось. Я крутил клип, который сделан на эту песню (сам я такое не слушаю) и писал. Образ "сумрачное солнце" нагло сперт у Кокто.
Кстати концовка мне что-то не очень Может, перепишу...
Я для тебя останусь светом…
читать дальше- Когда?!!!
- Через две недели. Будет большой прием, нам наконец-то удалось внедрить своих людей в охрану, случай просто идеальный, другого такого может больше не представится.
Второй собеседник с сомнением покачал головой.
- Люди это, конечно, хорошо, но это их защитное поле… Ты же помнишь, чем кончилась прошлая попытка? А подготовка была не хуже этой. Внедрение же… Надо отдать должное, разведка у них одна из лучших, если не лучшая в системе.
- Плевать на разведку! – в голосе говорившего звенело торжество. – Даже если их разведка что-то узнает – это нам только поможет! Знаешь же какие эти элитники самоуверенные. Сто из ста – они даже не будут прятаться от покушения, полностью уверенные в своей защищенности. Но в том-то и дело, что они полностью беззащитны! Наши парни разгадали таки секрет этого чертового поля! И смогли разработать механизм противодействия. В принципе ничего сложного, но пришлось малость поднапрячься со сроками реализации, зато сейчас мы подготовлены как никогда!
Видно было, что его визави хоть и поражен, но все же сомнений не лишился.
- Ну, дай-то бог…
- Бог не даст, сами возьмем.
- Никогда не знаешь, какие тузы у этих шулеров в рукаве.
- Нифига! В этой игре мы тасовали колоду и крапили карты!
- Эх, возни с этой дрянью! Отвратительная планета, повезло мне, что я только аналитик.
- Не скажи, я вот сейчас в руководстве сижу, а, если честно, тоскую по работе в группе.
- Годы наши уже не те – в засадах сидеть да по канализациям с крышами ползать.
- Годы… да… а я бы тряхнул стариной…
- Ага… стариной, вместе с ревматизмом и набором биопротезов.
- Увы…
* * *
- Ясон, Федерация не успокоится. Недавно мне стало известно…
- … что готовится новое покушение. Я знаю, Рауль. Теперь они решили внедрить своих людей в Эос. Забавно было наблюдать за их потугами, - и Ясон небрежным движением загнал шар в лузу.
Рауль нахмурился.
- Я рад, что ты знаешь, но все же, прошу, будь осторожнее.
Ясон положил кий на бильярд и внимательно взглянул на друга.
- Я осторожен, Рауль. Но я уверен в наших технологиях и в Юпитер. И не считаю нужным беспокоиться за подобные вещи, больше, чем следует. Необходимые распоряжения уже отданы, меры приняты, что, по-твоему, я еще должен сделать?
Рауль опустил взгляд. Он чувствовал себя довольно глупо. Поводов для беспокойства и в самом деле не было. Кроме одного, но не признаваться же в том, что с момента появления в жизни Первого Консула этих кересских отбросов, он, Рауль Ам, представитель именно того класса элиты, который отличался особой логичностью и неподвластностью эмоциям, испытывает что-то вроде того, что раньше называли «дурными предчувствиями». Да, ничего хорошего в этой связи не было и быть не могло, но он уже не раз успел убедиться в том, что никакого ущерба работе Первого Консула Амои эти странные отношения не принесли. Так откуда же эта тревога? Из-за нестандартности ситуации, вне сомнения из-за нестандартности ситуации, но как же это, порой, раздражает и напрягает!
- Играть. Твой удар, Ясон.
* * *
Большой прием. Что может быть гаже… впрочем, вопрос риторический, в такие моменты всегда кажется, что уж хуже этого…а потом оказывается, что бывает и хуже. Я смотрю на себя в зеркало. Холеные черные волосы, сейчас они чуть длиннее, чем я носил в Кересе, гладкая смуглая кожа… Ясон как-то сказал, что его удивляет как это у кересского безродного мальчишки может быть такая кожа, как атлас, получше чем у некоторых петов класса А и пошутил, что надо бы выяснить, что у меня за гены. Я тогда, если честно, здорово струхнул, живо представив себя уже разложенным на молекулы под микроскопом, ведь в Кересе о всех этих лабораториях легенды ходят, а отличать шутки Ясона Минка от серьезных слов я и сейчас толком не научился, а уж тогда… Я еще раз окидываю взглядом свое отражение. Опять ремни, пряжки, ошейник, поводок… Нет, Консул больше никому не отдает свою игрушку, и в шоу я больше ни разу не участвовал, да и на приемы он меня не часто таскал, а уж со времени моего возвращения я вообще думал, что подобное осталось в прошлом, но вот вчера Ясона серьезно рассердил наш вечерний разговор…
* * *
…- Не простудись.
Сидящий на подоконнике парень медленно поворачивается на звук голоса. Прислонившийся к косяку блонди внимательно смотрит на него.
- Давно здесь? – в голосе как и в движениях юноши нет былой живости. Они не выражают страха, упрямства, гнева, нетерпения или радости, как раньше. В них усталость, глубокая усталость и какое-то мертвое спокойствие. Пустота и безразличие во взгляде больших черных глаз. Словно пламя, бывшее когда-то таким ярким, угасло. Блонди отлепляется от косяка и подходит к окну.
- Что с тобой, Рики? – затянутая в перчатку рука ласково проходит по волосам монгрела. – Ты такой тихий последнее время.
- А ты ждал, что я буду устраивать погромы, как во время своего первого появления здесь? – вопрос звучит равнодушно, это не насмешка или вызов, просто поддержание разговора, который парню явно не интересен. – Но ты же сам со своими фурнитурами дрессировал меня. Теперь я знаю, как надо вести себя в апартаментах Первого Консула.
Ясон убирает руку с волос Рики и из его голоса исчезают заботливые нотки.
- Ты хочешь сказать, что я плохо с тобой обращаюсь? Что тебе не нравится? Что я позволил тебе работать? Или что ты больше не ходишь в одежде пета? Или что тебя научили как правильно пользоваться ножом и вилкой и не чавкать за столом?
- Намекаешь на то, что дал мне свободу, какой нет ни одной человеческой игрушки элиты? – равнодушно произносит монгрел. – Боюсь, что имитация жизни самой жизни мне не заменит.
Ясон холодно усмехается и, резко выбросив руку вперед, сдергивает Рики с подоконника, властно притягивает к себе. От жаркого, требовательного, подчиняющего поцелуя у юноши перехватывает дыхание и кружится голова. Но он не отвечает. Он никогда не отвечает, на поцелуи и объятия, этого нельзя делать, запрещено. Лишь раз он позволил себе нарушить табу и наказанием была боль… как всегда боль… Рики сжимает руки в кулаки, ногти впиваются в кожу… останутся ранки… но кого это интересует… не Первому же Консулу рассматривать его ладони…
Тем временем Ясон разрывает контакт и, отстраняясь от монгрела, со злой насмешкой бросает:
- И что, это тоже «имитация жизни»?
Слова действуют на парня как холодный душ и он находит в себе силы удержаться на ногах, бросив ответное:
- Нет, это всего лишь реакции моего тела. И будь они прокляты! – В попытках справится с собой Рики не замечает как в глазах Минка на мгновение вспыхивает что-то очень похожее на страдание.
- Ну что же, голос блонди ничем не выдает его эмоций, - раз ты настаиваешь на том, что это имитация жизни, я напомню тебе, что такое настоящая жизнь. Твоя, - он выделяет это слово, - жизнь. Завтра прием и, так как ты являешься моим петом, то я хочу, чтобы ты сопровождал меня. – Он резко разворачивается и покидает комнату. А смуглый, черноволосый парень сползает по стенке, и по его взгляду видно как ему больно.
* * *
Трогаю языком поджившую ранку на нижней губе. Я вчера закусил ее, пытаясь сдержать слезы - результат нашего разговора, а потом практически прокусил насквозь. Это произошло после невероятно нежной ночи, во время которой Ясон был так чуток и внимателен, так осторожен и заботлив, что под конец, когда он целовал меня, ласково удерживая в объятиях, я едва сдержался, чтобы не ответить. Вдруг он отпустил меня и холодно произнес:
- Вон отсюда!
Я сначала не понял, так внезапен и оглушителен был переход, и потому ему пришлось повторить второй раз уже с нетерпением и раздражением:
- Ты, что, не слышал, что я сказал? Убирайся. На сегодняшнюю ночь реакции твоего тела меня больше не интересуют.
Вот тогда-то я так впился зубами в губу, что кровь по подбородку потекла. Я не помню, как дошел до своей комнаты и упал на кровать. Думал, не засну, но практически сразу провалился в сон… кошмарный сон, вот только в упор не помню, что мне снилось. Проснулся от собственного крика. Кое-как дополз до душа, постоял под прохладной водой, приходя в себя. Потом смазал распухшую губу какой-то мазью. Которая, на моей памяти, очень неплохо заживляла разные ссадины да порезы. А вот утром проснулся абсолютно спокойным, будто этой ночью перегорело что-то. И выгляжу… вполне достойно для пета Первого Консула. Отражение в зеркале перекосила усмешка. Я вгляделся в свое лицо. Еще год назад меня бы испугало это выражение безразличия и обреченности на собственной роже, а теперь… да, мне все равно. Рыпайся – не рыпайся, ничего не изменишь. Пробовали – знаем. Я закончил разглядывать собственную особу как раз в тот момент, когда в комнату зашел фурнитур – отвести меня вниз, в машину. Обычно Ясон сам заходил за мной и вел вниз, но видать, правила изменились. Да ради Юпитер, не все ли равно. Я залез в машину, сел на пол и принялся ждать. Долго ждать не пришлось – вскоре Первый Консул занял свое место в автомобиле, даже не взглянув на меня. Машина тронулась, а я прислонился к сиденью, я не заметил, как задремал.
* * *
Спит. Вид уставший – ему ночью снились кошмары? Я знаю, ему часто снятся страшные сны, мне не раз приходилось его успокаивать. Откидываюсь на спинку сиденья. Я выбрал не самое лучшее время для размышлений, но мне уже не удержаться от них – слишком долго я откладывал на «потом» и вот теперь, в эти спокойные полчаса они захлестывают меня.
Рики, Рики, моя прихоть, мой каприз, мое развлечение, моя страсть, моя любовь, моя одержимость… Как мог я, блонди, и не просто блонди – Первый Консул – лучший среди лучших, так запутаться во всем этом? Но решение было принято и теперь поздно жалеть о чем-либо. И не принятое решение волнует меня… Рики… мое сумрачное солнце, мое горькое счастье, мой приговор, что с тобой творится? Что творится с нами обоими? Я помню эти три года, полные твоим теплым светом, я помню каким холодным и мрачным был год без тебя, когда я каждый день надеялся, что ты поймешь, что любишь меня и вернешься. Я был уверен, что мое чувство взаимно… я ошибся? Я мечтал о том, как поцелую тебя и ты ответишь на поцелуй, как обниму – и ты ответишь на объятие. Да, я понимал, что та жестокая дрессировка, которой я в самом начале подверг тебя, не думая, что мой интерес к тебе может быть чем-то большим, нежели пустой причудой, даром не пройдет, а сам я просить не мог, ведь мне надо было, чтобы ты сам захотел этого. Я отпустил тебя еще и в надежде на то, что ты придешь в себя, и сможешь хотя бы частично избавиться от результатов этой дрессуры. И когда я, не выдержав, пришел к тебе сам, мне показалось, что я смог добиться хотя бы этой цели. Твой ответный поцелуй был таким жадным, а объятия почти судорожными, словно ты боялся, что я исчезну, подобно сну. Это был, возможно, самый счастливый день в моей жизни. Я так долго ждал… я не мог сдержаться, год без твоего света это было слишком много, и я дал себе волю. Я чувствовал, что ты с такой же жадностью отдаешься мне, с какой я – беру тебя. И я не придал значения твоей крови на простынях, так же, как тогда мне казалось, не придал ей значения ты. А потом ты вернулся и мое счастье обернулось тревогой и разочарованием. Я убеждал себя в том, что это твоя гордость не может смириться, и мое терпение и внимание смогут все изменить, но твой свет почти погас, вспыхивая только во время наших ночей. Я пытался найти надежду хоть в этом, но твои вчерашние слова убили и ее. И последние сомнения в твоем отношении ко мне умерли ночью, когда я изо всех сил старался дать понять тебе, что люблю тебя. Одно твое движение мне навстречу, хотя бы намек на то, что я интересую тебя не просто как партнер в постели, и я готов был сдаться и сам попросить тебя, но ты даже ни разу не произнес моего имени. И я понял – ты сказал правду. Это всего лишь реакции твоего тела. Я ощутил – еще немного и мне не сдержать своих чувств и, не желая, чтобы ты это видел, не зная, чем обернется это всплеск эмоций, выгнал тебя. А ты, уходя, даже не обернулся. До утра я не мог уснуть, метался по комнате, падал на кровать, вжимаясь в простыни, пропитанные запахом твоего тела, и только и мог, что шептать твое имя «Рики, Рики…». А теперь я смотрю на твое уставшее лицо, и сердце у меня заходится от нежности и тоски по несбыточному. Но я не могу отпустить тебя. Даже такого - погасшего, равнодушного. Будь что будет, но я больше не смогу пережить что-то хоть отдаленно похожее на тот кошмарный год…
* * *
Сквозь дрему я почувствовал как остановилась машина. И не успел открыть глаза, как меня резко дернули за поводок. Ясон уже вышел из салона и теперь ожидал пока я вылезу, с таким видом, будто он угодил в самую середину очень глубокой и очень грязной лужи. А я что – просил меня за собой тащить? Когда я наконец выбрался, он направился к месту назначения с такой скоростью, словно забыл, что я иду позади. Я едва поспевал за ним, изо всех сил стараюсь не споткнуться, потому что чувство было такое, что если я упаду, он этого не заметит и просто протащит меня за собой на этом чертовом поводке.
Мероприятие было из самых отвратительных – с внешниками. Куча народу, народу из «чужих», а это значит, что этикет надо соблюдать в самом жестком его варианте, если потом я не хочу хорошей трепки. Ни сесть толком, только в идиотской позе пета у кресла Ясона, который каждый раз как вставал и направлялся куда-то дергал поводок с такой силой, что у меня в глазах темнело, ни попить, ни поесть, ни в туалет сходить. Последнего, правда, и не хотелось, так как я на нервах ни вчера вечером, ни сегодня утром крошки в рот не взял, а вот сейчас пожрать бы не отказался. Хотя, взглядывая время от времени украдкой на лицо Ясона, ощущал, что аппетит пропадает как по волшебству, зато появляется непреодолимое желание надраться. Такого выражения лица я у него никогда в жизни не видел. Под всей этой внешней приветливостью и любезностью было что-то и я никак не мог понять что. Но от этого непонятного мне становилось страшно. Впрочем, страх этот был какой-то поверхностный, словно я наблюдал за собой со стороны. И вообще все было как в тумане, вроде как и не со мной все происходит. Первоначальное нервное возбуждение от окружающей неприятной обстановки потихоньку прошло и меня снова охватила ставшая за последнее время привычной, апатия. Я покорно следовал за Ясоном и настолько погрузился в свои невеселые мысли, что не сразу понял, что мероприятие подошло к концу и Ясон со своим зеленоглазым приятелем раскланиваются, собираясь уйти. Мы, то есть два блонди впереди и я, тащащийся на поводке за Ясоном, покинули шумный зал и вышли в холл и направились к лифту. Я машинально брел за своим хозяином, но долетевшая до меня фраза, заставила невольно прислушался к разговору двух самых высокопоставленных лиц Амои.
- Сейчас я передам его фурнитуру…
- Зачем? Поле прикрывает окружающих, так что ничего с твоим сокровищем не станется, а заставлять людей ждать нехорошо, - в голосе Советника Ама прозвучала насмешка. – Ты полностью уверен?
- Как всегда. И вообще не понимаю, почему именно эти герои тебя тревожат больше, чем остальные?..
- Просто на меня плохо действует присутствие этого…
- Рауль!
- Молчу. Но, право же, не стоит еще и крюк делать…
Я знал, что Советник Рауль Ам, мягко говоря, не питает ко мне чувства приязни, но это-то как раз мне было безразлично. А вот фразы, не относящиеся к безродной личности консульского пета, вселили в меня смутную тревогу. Я перестал еле перебирать ногами и приблизился практически вплотную к Ясону. Что, Рагон подери, здесь затевается?
Мы зашли в лифт и спустились вниз, однако, пройдя пару шагов, блонди резко остановились. Я, все еще не успев въехать в происходящее, затормозил на шаг позже Ясона и, в результате, еле успев свернуть, чтобы не уткнуться ему в спину, оказался не за, а рядом с блонди. И, едва остановившись, и успев поднять голову, чтобы оглядеться, заметил какой-то блеск в открытом окне здания напротив. Внезапно все сложилось в ослепительно ясную и четкую картину. Не стоит думать, что в Кересе ничего страшнее ножей не носят. И понятие мести и нападения «из-за угла» у нас более чем известно. Я еще не успел осознать слова «оптический прицел», а тело среагировало само – я метнулся влево, прикрывая собой Ясона, обжигающая боль вошла в грудь, и в глазах потемнело… Ясон…
* * *
Реальность разлетелось на отдельные, невероятные в своей фантасмагоричности и нереальности, фрагменты. Вот мы выходим из лифта, я еще что-то говорю Раулю и мы останавливаемся. Вот Рики, едва не налетев на меня, тормозит рядом. Практически одновременно я замечаю блеск оптического прицела в окне дома напротив и улыбаюсь, но внезапно Рики бросается на линию огня, закрывая меня собой… Я еще успеваю подумать как это глупо, нас же защищает экран и, одновременно удивиться его реакции и внимательности, как разряд входит ему в грудь и он с тихим вздохом оседает на землю. Практически сразу после того, как разряд настигает Рики, Рауль с силой толкает меня на землю, одновременно крича что-то отряду охраны, вылетевшему из засады. Разряды, кажется, со всех сторон, поле не действует, часть охранников падает, сраженная неизвестным оружием, я хочу кинуться к Рики – где он? Но тело действует практически на автомате и я хватаю оружие одного из убитых охранников, одновременно засекая места, где сверкают вспышки выстрелов, стреляю сам, Рауль следует моему примеру, выбегает еще один отряд защиты и еще один… Мне кажется проходит вечность, прежде чем затихают последние выстрелы, хотя я понимаю, что на самом деле прошло от силы минут пять. Оружие выпадает из моих рук и я кричу «Рики!» Рауль пытается меня оттащить, что-то говорит про безопасное место, он безмерно встревожен и я как-то отстраненно замечаю, что на щеке у него кровь и рукав сьюта тоже весь в крови, но я вырываюсь, отталкиваю его, кидаюсь к тому месту, где мы стояли… Где он? Он ведь не может… нет… я отшвыриваю тела мертвых или живых, какая разница? охранников, и вот, наконец, вижу его. «Рики, Рики, Рики…» безостановочно твержу я, он весь в крови, но ведь это не его кровь, верно? Тут столько крови, это не его… Я хочу поднять его на руки, я не желаю верить своим глазам – рваной ране в его груди и толчками, в ритм еле заметному дыханию, вытекающей крови.
- Ясон! – Сильные руки в окровавленных, когда-то белых перчатках, перехватывают мои кисти. Я вырываюсь, но тут меня слегка приводит в себя пара тяжелых пощечин. – Ясон не трогай его! – Рауль говорит четко и громко, словно с непонятливым петом. – Не надо, ты можешь убить его! Погоди, сейчас подойдут медики, может Рики еще возможно спасти.
Я с ужасом смотрю на него, что значит «возможно спасти»? Это же…
- А ты? Помоги ему!
Рауль качат головой и впервые в жизни я вижу на его лице растеряность.
- Слишком тяжелое ранение. Без спец аппаратуры здесь не обойтись.
И тут я слышу еще одно, едва различимое, «Ясон».
- Рики!- Я падаю рядом с ним на колени, его глаза открыты, лицо резко осунулось и на губах пенится кровь. Конечно, ведь легкое пробито, машинально отмечаю я, а сам уже осторожно устраиваю его голову у себя на коленях, срываю перчатки, глажу его волосы, бережно прикасаюсь к лицу.
- Ясон, - тихо, едва слышно, - ты жив…
Горло у меня перехватывает, я с трудом сглатываю и чувствую как слезы струятся у меня по щекам…
- Рики… зачем ты...
Едва заметная улыбка.
- Глупый… вопрос… блонди… Чтобы жил.
- Рики! – срывается стоном, но его рука, с трудом поднявшись, накрывает мои губы и мое сердце пропускает удар.
- Тихо. Я… хочу сказать… Я никогда раньше… Я люблю тебя… Ясон… Минк…
Мне хочется схватить его, прижать к себе и никогда не отпускать, не отпускать этот невозможный, этот единственный свет, но я понимаю, что делать этого нельзя ни в коем случае и потому, просто очень осторожно приобнимаю его и легко касаюсь окровавленных губ. И он отвечает мне, руки с трудом приподнимаются для ответного объятия, но его судорожный, захлебывающийся вздох разрывает поцелуй. Я бережно держу Рики, хотя панический ужас переполняет меня. И тут его дыхание вновь выравнивается, но Рики начинает бить озноб от потери крови. Он что-то шепчет, я сконяюсь к нему и слышу свое имя. Я зову его, но он уже не слышит меня. Я пытаюсь крепче обнять его, чтобы согреть, но он стонет от боли. Все происходит так невозможно быстро. Черные глаза широко раскрываются, он на мгновение замирает у меня в руках, потом с трудом выдыхает и взгляд его меркнет…
А после Рауль Ам всегда с содроганием будет вспоминать тот даже не крик - звериный вой Консула:
- Рики!!!