И я скажу, отчего не сказать? Что я - умнее других, что ли, молчать?
Я даже не о сваре как таковой. Видит бог и другие представители потустороннего мира мне, в основном, не нравятся люди, которые там собрались вообще и администрация в частности. Причем что с одной что с другой стороны. Но это не мешает быть подписаным на это сообщество, как и на многие другие, так как иногда и в куче навоза попадается жемчужное зерно в виде талантливых вещей талантливых авторов (кто начнет придираться к словам и метафорам здесь и в дальнейшем будет предан анафеме лично от меня и без объяснений получит охренительного пинка под зад с дневника, потому как я нынче больной и с температурой, при этом работаю, потому к толерастии не склонен). В общем играю я роль молчаливого даже не наблюдателя, а пробегающего время от времени мимо. Но сложившаяся в последние дни ситуация заставила меня обратить на данный клоповник более пристальное внимание. Паре человек там я искренне посочувствовал, на остальных мне фиолетово было, есть и будет. Потому я спокойно жрал попкорн только и успевая почитывать новенькие комменты. Забавлял меня даже не сам срач как таковой, сетевого дерьма я навидался и похлеще этого, а беспомощность "холиварщиков". Провокации надо уметь устраивать. А там такие жалкие потуги... что даже странно, что кто-то на них повелся. Доказывает ограниченность и примитивность мышления что тех, кто сделал, что других, кто среагировал. При этом попытки группы товарищей надуться и изобразить из себя монстров фэндома и холивара были настолько жалки, что даже не смешны. На самом деле так обстоит дело с 99% провокаций. Просто когда дело касается окололитературного (или претендующего на таковое) круга людей, то "жалкость" берется в квадрат. Ни выдумки, ни юмора, ни иронии... Все тупо, прямо, в лоб...
Да, мне есть с чем сравнивать. Как поклонник Серебряного Века я много читал о том времени. В том числе воспоминаний и мемуаров. Вот там народ умел заниматься провокациями, это да. Например вот такая замечательная вещь (правда там была скорее литературная месть, чем провокация, но суть примерно та же)

читать дальше"Отбрасывая сарказм Брюсова, я кое-что из его беседы со мною передал Белому. Он пришел в неистовое бешенство, топал ногами, кричал и плевался, комкал в руках носовой платок и в конце концов от злобы его разорвал.
"Вы не можете понять, куда бил своим рассказом Брюсов, я-то понимаю. Он не Блока, а меня изранить хотел. Он бил по моей вере. Меня от него отделяет стена. Я ненавижу его и боюсь. Он страшный человек. Я хочу света, он хочет тьмы. Из соловьевской философии встает лик Мадонны, Софии, Жены, облеченной в Солнце, а из брюсовского миросозерцания подымается богохульная, поганая, страшная Жена, восседающая на Звере багряном, с семью головами и десятью рогами. Знаете ли вы, что Брюсов однажды написал стихотворение об изнасиловании мертвой женщины, для проверки тайны Смерти? Знаете ли вы, что, злостно ненавидя Соловьева и бросая вызов нам, соловьевцам, Брюсов написал неслыханную по гнусности карикатуру на соловьевскую идею о конце истории, пришествии Христа и наступлении эпохи вселенской любви? Знаете ли вы, что, доводя до последней степени свое богохульство, он заявил, что Христово царство любви ознаменуется массовым коллективным совокуплением? Вот куда может дойти Брюсов. Я ненавижу его".
В доказательство своих слов Белый при одном свидании показал мне стихотворение Брюсова "Последний день". Без объяснений Белого я никогда бы не знал (думаю, что теперь никто уже об этом не знает), что это произведение Брюсова задумано было им как карикатура на идеи Соловьева и поэтому действительно до крайности цинично. Нет надобности приводить все 85 строк этого стихотворения. Нескольких цитат из него будет достаточно. Начинается оно словами, что мир, прославленный "поэтом" (Соловьев, конечно, не называется), несомненно, придет. И дальше в благовествующем тоне рисуется наступление царства Христа;

И вдруг все станет так понятно:
И жизнь земли, и голос рек,
И звезд магические пятна,
И золотой наставший век.

Восстанут новые пророки,
С святым сияньем вкруг волос,
Твердя, что совершились сроки
И чаянье всемирных грез!

И люди все, как сестры-братья,
Семья единого отца,
Протянут руки и объятья,
И будет радость без конца.

После умилительной картины всеобщего объединения в лоне единого отца и исполнения всемирных грез следует брюсовская расшифровка соловьевского видения: "Всходит омытое солнце любви".

Начнутся неистовства сонмов кипящих,
Пиры и веселья народов безумных.
Покорные тем же властительным чарам,
Веселые звери вмешаются в игры,
И девушки в пляске прильнут к ягуарам,
И будут с детьми как ровесники тигры.
Безмерные хоры и песен и криков,
Как дымы, подымутся в небо глухое,
До Божьих подножий, до ангельских ликов,--
Мирам славословя блаженство земное.

Дыханьем, наконец, бессильно опьянев,
Где в зимнем блеске звезд, где в ярком летнем свете,
Возжаждут все любви -- и взрослые, и дети --
И будут женщины искать мужчин, те -- дев.

И все найдут себе кто друга, кто подругу,
И сил не будет им насытить страсть свою,
И с Севера на Юг и вновь на Север с Юга
Помчит великий вихрь единый стон: "люблю!"

Так за осмеяние его в 1895 году Соловьевым отплатил Брюсов. Цензура, конечно, не разобравшись, о чем идет речь, стихотворение пропустила. Сам Брюсов, сообразив, что несколько "перехватил", о нем позднее старался не говорить, а соловьевцы дали себе слово не привлекать чье-либо внимание к напечатанному "богохульству"." az.lib.ru/b/brjusow_w_j/text_0620.shtml
Именно провокация, правда художественная, замечательно описана у Моруа в рассказе "Рождение знаментитости"

читать дальше"- Все это несерьезно. Есть только одно средство вывести из спячки тупиц: решиться на какую-нибудь дикую выходку! Объяви всем, что ты отправляешься писать картины на Северный полюс. Или нацепи на себя костюм египетского фараона. А еще лучше-создай какую-нибудь новую школу! Смешай в одну кучу всякие ученые слова, ну, скажем,-экстериоризация, динамизм, подсознание, беспредметность - и составь манифест. Отрицай движение или, наоборот, покой; белое или черное; круг или квадрат-это совершенно все равно? Придумай какую-нибудь "неогомерическую" живопись, признающую только красные и желтые тона, "цилиндрическую" или "октаэдрическую", "четырехмерную", какую
угодно!..
...
- Сумеешь ли ты,-спросил он наконец,-со всей торжественностью объявить Косневской и еще кое-кому, что последние десять лет ты неустанно разрабатывал новую творческую манеру?
- Я разрабатывал?
- Выслушай меня... Я сочиню две-три хитроумные статьи, в которых сообщу нашей "элите", будто ты намерен основать "идео-аналитическую" школу живописи. До тебя портретисты по своему невежеству упорно изучали человеческое лицо. Чепуха все это! Истинную сущность человека составляют те образы и представления, которые он пробуждает в нас. Вот тебе портрет полковника: голубой с золотом фон, на нем - пять огромных галунов, в одном углу картины - конь, в другом - кресты. Портрет промышленника - это фабричная труба и сжатый кулак на столе. Понимаешь теперь, Пьер Душ, что ты подарил миру? Возьмешься ли ты написать за месяц двадцать "идео-аналитических" портретов? Художник грустно улыбнулся.
- За один час,-ответил он.-Печально лишь то, Глэз, что, будь на моем месте кто-нибудь другой, затея, возможно, удалась бы, а так...
- Что ж, попробуем!
- Не мастер я болтать!
- Вот что, старина, всякий раз, как тебя попросят что-либо объяснить, ты, не торопясь, молча зажги свою трубку, выпусти облако дыма в лицо любопытному и произнеси эти вот простые слова: "А видели вы когда-нибудь, как течет река?"
- А что это должно означать?
- Ровным счетом ничего,- сказал Глэз.- Именно поэтому твой ответ покажется всем необычайно значительным. А уж после того, как они сами изучат, истолкуют и превознесут тебя на все лады, мы расскажем им про нашу проделку и позабавимся их смущением." lib.ru/MORUA/r_pros1001.txt
Затея удается блестяще, однако под ее "каток" попадает сам художник, как в старом мультике про корову. Но это же действительно провокация. А то, что выдает большинство современных холиварщиков способно только разочаровать.
Проблема в том, что даже для того, чтобы сделать гадость нужен талант... И мозги.
Грустно, девицы (с)