Сонгфик по Agnus Dei Mylène Farmer. Винсент Лар, Доминик и Ди (Дитрих) из серии "Райвел", так же как планета Стайлер - плод воображения автора.

Жаркий ветер Стайлера отбросил назад алые волосы - заструились по ветру медно-черные нити, путаясь и переплетаясь. В этом было какое-то издевательство создателей, пусть они и не осознавали этого - смерть и кровь, воплощенные в облике искуственно созданных существ. Они и были предназначены для этого - и только для этого. "Твои глаза - моя судьба. Туман неизвестности скрывающий каждый следующий шаг" - шутил Ди. "А твои глаза как золото расплавленной страсти" - текли ощущения Ника сквозь мысли "брата".
читать дальшеКакая ерунда - он бы никогда не позволил оформится чувствам в слова, они были слишком нелепы для рациональности элиты, пусть и такой узконаправленной как они. Но золото и серебро сплавлялись, смешивались, переплетались, как песок сквозь пальцы, как само время текло сквозь них - не задевая, не оставляя следа на внешности, но медленно вычерчивая причудливый узор судьбы на душах. Пока однажды время не завертелось ураганом, не полилась расплавленная лава событий, сминая и до неузнаваемости калеча сердца совершенных людей. Слишком человеческие сердца, для таких как они. Не так безупречна оказалась непробиваемая броня их душ - достаточно прочная, чтобы выдержать напор огня, но недостаточно прочная, чтобы вынести его разрушающее воздействие и не смяться, до неузнаваемости изменив форму, искорежив то живое, что она защищала собой. И теперь в груди билось то, что когда-то он мог назвать сердцем - уродливая мешанина из запекшейся крови и искалеченной плоти.
Ник поднял руку, откидывая пряди с лица. Утренний бриз, еще помнящий ночную прохладу, всегда успокаивал его, но сегодня все было не так и не то. "Винсент" - имя, как звон струны, темно-синий жар южных ночей Стайлера в глазах, почти томный шум прибоя в звуках голоса, тягуче произнесенного "Домини", бледное золото волос пахнущих здешними цветами - текущая, скользящая красота. И все это сковано искрящимся слоем льда Амой, законов и правил Юпитер. И от того, что кто-то когда-то смог растопить этот лед он стал только прочнее и толще.
"Ты ночной туман, Ник. Красивый, но пробирающий ознобом до костей" - смеялся Ди потягиваясь, закидывая руки за голову и откидываясь на траву с ленивой негой хищного животного, разморенного горячим солнцем тропиков, и во взгляде его плыло знойное марево полудня. Доминик медленно опускал темно-алые ресницы и холодное серебро взгляда загоралось кровавыми всполохами.
"Спой мне, Ангел" - улыбался Ди на залитом солнцем лугу. "Спой мне, Ангел", - просил он, сжимаясь на холодном каменном полу их тюрьмы на далекой планете и Доминик чувствовал это шепот на расстоянии - сквозь бездушное и пустое пространство космоса. "Спой мне, Ангел", шевельнулись бескровные губы в последней просьбе, перед тем, как не подлежащее восстановлению тело экспериментальной модели RD-59/572 должно было обратиться в ярчайшую вспышку света.
Врачи говорили - сожжена роговица. Врачи говорили - даже элите нельзя безнаказанно смотреть на аннигиляцию. Врачи говорили - неужели Вы не знали, господин Райвел? Врачи говорили - "как неосторожно", даже "как глупо". Врачи вообще много чего говорили. Только один из них, старый человек, из граждан, лечивший добровольцев с Амой, говорил "Сынок, надо пережить". Что пережить он не упоминал. Просто "Надо пережить" и гладил по голове, как маленького. Доминик не знал, почему он так говорил, но от этого надтреснутого, старческого голоса, становилось немного легче и, казалось, лечебная повязка не так давила на глаза, переставала замораживать холодом анестетиков.
Конечно, зрение восстановилось. Он же элита. Он и не то мог пережить и восстановиться. А то, что иногда сердце сжималось от мимолетного звука, эхом прилетавшего из памяти, от игры солнечных бликов на ленивых волнах прибоя, от шороха травы в вечерних сумерках - так это фантомная боль. Такое бывает - даже у элиты. Жаловаться на это или пытаться лечить - бесполезно и глупо. Он как-то попросил о коррекции, но куратор группы только плечами пожал "Вы - неудачный эксперимент. Выбраковка. Год, два максимум и нужды в вашей модели уже не будет. Здесь нужна процедура глубокой нейрокоррекции, подумайте, стоит ли тратить деньги государства, массу времени, да, к тому же, с непонятным результатом - неизвестно как ваша модель отреагирует на подобное вмешательство. Это нерационально." И он согласился - да. Нерационально. На создание их системы и так было потрачено слишком много средств, он должен был по-максимуму отработать факт своего существования. Пусть здесь, на Стайлере, отдавая остаточные ресурсы.
Он полезен - что может быть важнее для элиты? На основе исследований, проведенных с ним, последним из партии, Юпитер смогла заложить новую, более совершенную генетическую линию, его опыт - со всей его болью и мучениями, был бесценен, так разве он мог желать большего? Только гордиться. В качестве награды ему позволили доживать свой век здесь, на прекрасной планете, ставшей его второй родиной, не тревожа и не отправляя на утилизацию. Жизнь ценный дар, чтобы он там себе не думал в минуты отчаяния и Доминик прекрасно умел ценить оказанную ему милость.
А, может быть, он просто боялся, что с его смертью, умрет последняя память о Ди. Пока он был жив, был жив и "брат", пусть только в его памяти, а умри он - что останется, кроме регистрационного номера в списках? И кого волнует то, что стояло за этим списком - жар сердца, веселый смех, бессмысленная радость юности, молчаливое восхищение при виде таких близких звезд и полушутливые попытки дотянуться до них рукой, завороженное молчание при звуках красивого голоса и отблески света в теплых глазах.
И Доминик жил. И старался не забыть. Только кому нужна память о давно ушедшем рядовом представителе эксперимента? Потому он старался быть полезным. У него получалось - он же был создан для этого. Но иногда становилось совсем невыносимо, как нынче, и тогда, в предрассветных сумерках, он шел на берег океана, совсем как сейчас, и смотрел на разгорающееся на горизонте солнце - пристально, не отводя взгляда, не обращая внимания на то, что глаза начинали болеть как тогда, много лет назад, а дневное светило дробилось на тысячи осколков, расплываясь огненным пятном сквозь призму текущих от боли слез.
И что с того, что он потом весь день не будет ничего видеть? Иногда он просто не мог уже смотреть на окружающий мир. На работоспособность это не влияло - их в свое время научили ориентироваться в полной темноте. Пока это не сказывалось на его работоспособности никого не волновали эти эмоциональные выплески.
Да, никого это не волновало. Может быть только того старика-врача, но он уже давно нашел свое последнее пристанище на скромном кладбище для людей, приютившемся неподалеку от города. Доминик иногда ходил туда - странная причуда для элиты, но ведь он был элитой ущербной, так что, узнай кто - не счел бы эту странность чем-то опасным или заслуживающим порицания, и приносил ему цветы. Стоял молча, хотя ему казалось, что старику понравилось бы, если бы он спел. Но петь для мертвых - на такую странность даже Доминик способен не был. Хотя и это ему бы сошло с рук, узнай кто - в статусе отбракованного существа были свои преимущества, на дурацкие выходки смотрят сквозь пальцы, пока они никому не мешают.
Может быть поэтому Винсент выбрал его? Доминик никому не скажет об интрижке с блонди, это понятно, даже должен был почувствовать себя польщенным из-за того, что представитель высшей касты выбрал его для того, что у людей, кажется, называлось раньше "курортным романом". Что один из Совета хоть ненадолго скрасит его одиночество. Конечно, это было унизительно, но блонди действительно сумел понравится ему. В нем было что-то теплое, как и в Ди и он не устоял. А сказав "да", пусть и под влиянием момента, сказать "нет" было просто глупо. Никого не касается то, что он такая эмоционально калечная особь.
Они договорились - то, что это оказался именно договор Доминик запоздало понял, когда блонди вчера развернулся и ушел. Вот просто взял и ушел. А чего, собственно, он мог ждать? Что Винсент, как Ди, останется отгонять его страхи и сомнения? Ерунда, в самом деле. Сам виноват - видать подсознательно искал если не замену, то хоть подобие того, что было когда-то, и проиграл. Это закономерно - проигрывать в таких вещах. Теперь надо было платить по счетам. Минутами телесной близости без близости душевной, а потом болью окончательного одиночества. Положением "элитного пета". Райвел усмехнулся. "Элитный пет". Пет из элиты.
И тем, что это будет вдвойне больно, потому что его по-настоящему тянуло к Лару - уж он-то умел различать такие вещи.
Он продолжал пристально смотреть на солнце, хотя уже и не видел ничего, кроме размытых красных пятен, которые постепенно гасли в темноте.
Agnus Dei
Qui tollis
Peccata mundi
Miserere nobis
Miserere nobis

Je m'eloigne de tout
Je suis loin de vous...
(Агнец Божий
Взявший на себя
Грехи мира
Помилуй нас
Помилуй нас

Я удаляюсь от всего
Я от вас далеко...)
Прошептал он. Это не будет длиться долго. Он переживет. Переживет.
Je m'eloigne de tout
Je suis loin de vous...

Даже Ди говорил, что в нем чувствуется холод. Что же он может ожидать в ответ на этот холод? Разве мороз в силах растопить лед? Добраться до тепла чужого сердца? Он должен быть рад тому, что хоть некоторое время может видеть рядом с собой Винсента. Он не достоин даже этого. Не говоря уж о большем.
De mutilation
En convulsion
Te voir ici
Quelle heresie
Les bras m'en tombent
(От изувечения
До судорог
Видеть тебя здесь
Какая ересь
Я опускаю руки)

Теплые слезы сползали по лицу на губы и Доминик чувствовал их соленый вкус. Как морская вода. Его печаль по прошлому, по тому, каким он был, по погибшим надеждам, по несбывшимся ожиданиям - всего лишь морская вода. И цена им та же, что и морской воде.

Je m'eloigne de tout
Je suis loin de vous...

Внезапно горячие ладони легли ему на плечи и Доминик почувствовал рядом тяжелое дыхание долго бежавшего человека. Запах цветов Стайлера наполнил воздух, смешавшись с запахом океана.
- Домини, - выдохнул низкий голос, - где тебя Рагон носит? Прихожу к тебе домой, а фурнитур говорит - ушел на пляж, лучше не искать. Что случилось?
Привычным жестом Райвел надел солнцезащитные непроницаемо-черные очки - он прекрасно знал, что сейчас его внешний вид может вызвать ненужные вопросы и ладонями провел по лицу, стирая слезы.
- Ничего, - спокойно ответил он, поворачиваясь к Лару, - я иногда люблю гулять по утрам. Что-то случилось, Винсент?
Руки блонди соскользнули с его плеч, когда руби сделал шаг в сторону дома.
- Я... хотел видеть тебя, - приглушенные нотки неуверенности сделали голос элитника еще красивее, заставив лучиться теплом, - думал, ты будешь рад.
Райвел безошибочно нашел пальцы блонди и сжал их.
- Я очень рад, - искренне ответил он, чуть улыбнувшись. "Видеть" это было забавно, хотя Лар не мог бы оценить "юмора" ситуации.
- Ты обиделся, что я убежал вчера? - блонди удержал его на месте, сжав в ответ ладонь, - Я боялся, что ты... быть слишком настойчивым.
Обиделся. Надо же. Ну что же, приятно, что блонди признает за ним право обижаться. Но он не обиделся, нет. Он не в праве.

Je m'eloigne de tout
Je suis loin de vous...

- Нет, что ты, я все понимаю, - еще шаг в сторону, - идем домой - становится слишком жарко.
Внезапно его снова удержали за плечи - теперь более решительно и настойчиво.
- Домини, что с тобой? - тревога, как жаркое дыхание пустыни, - Что у тебя с глазами?
Райвел невольно замер от изумления. Никогда, никто не мог заподозрить в происходящем что-то не то. Разве что Ди, но Ди чувствовал его как самого себя.
- Все в порядке, - автоматически ответил он, сглатывая невольно подступивший к горлу ком.
- Какое "в порядке"! Я же чувствую...
Да, то же самое бы сказал Ди. "Я же чувствую". Не вижу, не понял - "чувствую".
Тем временем Винсент уже решительно коснулся темных очков руби. Доминик быстро поднял руку, стремясь помешать ему, но блонди решительно пресек эти попытки и тогда Райвел просто закрыл глаза.
- Домини, - теперь тревога была просто обжигающей, - посмотри на меня!
Какой смысл в сопротивлении? И так все достаточно глупо вышло... Доминик послушно поднял ресницы и невидящим взглядом уперся в лицо блонди. Тот ахнул.
Серебристо-дымчатая радужка резким световым пятном выделялась на фоне покрасневшего белка, а в середине тумана взгляда несфокусированной точкой плыл помутневший зрачок.
- Домини... ты... ты что... - Винсент инстинктивным жестом обнял руби, прижал его лицо к своему плечу, защищая от света.
- Это пройдет, просто слишком долго смотрел на солнце, а глаза у меня и так повреждены, - ровным тоном ответил Райвел, - Очки отдай.
Но Винсент уже взял его лицо в ладони, целовал невидящие глаза и руби чувствовал, как у блонди дрожат руки.
- Ты это специально... сумасшедший... думаешь, я не чувствую? Зачем? Если тебе плохо... или что-то не так... ты мог прийти ко мне... позвонил бы - я бы тут же пришел!!!
- Тебе? - неуверенно переспросил Доминик.
- Конечно!
Внезапно от этих слов блонди, от его торопливых, испуганных касаний, неожиданные слезы подступили к горлу Доминика и он изо всех сил стиснул зубы, не давая им вырваться наружу.
- Ты что, не видишь ничего теперь? Тебе больно, да?
Доминик кивнул.
- Не очень, - пробормотал он, - я привык. Не беспокойся. Я не теряю... функциональности от потери зрения.
Винсент крепче прижал его к себе.
- Функциональности он не теряет, - в его голосе теперь была растерянность пополам с негодованием, - я запрещаю тебе, слышишь? Никогда больше так не делай!
- Я... постараюсь.
- Ах, постараешься? Тогда я лучше постараюсь за тебя. Я тебя больше не отпущу, понял? Если понадобиться всю жизнь за руку держать буду.
Доминик замер.
- Что?
- Что, "что"?
- Повтори, что ты...
- Всю жизнь буду за руку держать.
Винсент почувствовал как руби внезапно обмяк в его объятиях, вцепившись в рубашку и уткнувшись лбом в плечо.
- Доминик, - растеряно повторял блонди, не понимая, что происходит, чувствуя как дрожит тело Райвела в его объятиях, - ну успокойся. Сейчас я отведу тебя домой... там врача вызовем, он снимет боль...
Доминик помотал головой.
- Нет... все в порядке. Мне уже... лучше... просто я не вижу...
Винсент приподнял лицо руби и мягко накрыл ладонью невидящий взгляд.
- Позволь, я буду твоими глазами. Столько, сколько понадобится.
Информационник почувствовал, как задохнулся мужчина, мягко накрыл его губы своими, растерянный, не зная что еще сделать, как успокоить, утешить...
- Хорошо, - негромко ответил руби, когда поцелуй прервался, - пусть будет так...
Блонди обнял его за талию, придерживая, повел к дому и облегченно улыбнулся, почувствовав, как голова Домини легла ему на плечо и увидев как тот закрыл глаза.

Agnus Dei
Qui tollis
Peccata mundi
Miserere nobis
Miserere nobis

(Агнец Божий
Взявший на себя
Грехи мира
Помилуй нас
Помилуй нас)