А ведь пишут...
Еще раз о черте.
Ангел вздохнул. Он потерял пятую душу за последний месяц. Пятую! Ему было отчаянно плохо. Каждая потерянная душа ложилась незаживающей раной в его собственной душе. А что, кроме души, есть у ангела. Ничего! Если так пойдет дальше, то не видать ему больше райских врат. Еще чуть, и покатится он туда, в безнадежность чистилища. Сменит белый наряд хранителя на серый балахон судьи.
Что может быть хуже для ангела? Как можно пасть столь низко? читать дальшеРайская сущность из разверстой раны капля за каплей устремлялась к божественному свету. Ангел плакал, душа его рыдала. Полная отчаяния волна печали накрывала его.
Собраться. Кончить терзать гноящиеся раны ангельской души. Нет, нельзя. С равнодушием приходит заточение в чистилище. Терзаться надо. Это необходимо. Это обязательно. Это единственное, что возвышает ангельскую душу. Делает ее чище, светлее.
Лишь терзающийся за ошибки подопечных ангел-хранитель приближается к божественной сущности. Становится рядом с Всевышним. Становится частицей Его.
Но терзанием не искупить ошибок. И если они есть, то душа ангела черствеет и отдаляется от божественности. Становится серее. Чем больше ошибок, тем меньше сочувствия в ангельской душе. Больше равнодушия.
Равнодушный ангел. Беспристрастный ангел. Это и не ангел уже. Это тот, кому позволено судить человеческие души. Позволено взвешивать поступки и стремления. Позволено решать, чего больше достойна душа. Райских ли кущ, томления ли чистилища, или, может, бездны ада. Истинный ангел судить не может. Он пристрастен. О, как он пристрастен!
Беспристрастными и равнодушными должны быть лишь судьи. Это их удел.
В еще белую беззащитную ангельскую душу бьет божественная искра.
- Кто, Господи? Кому нужна помощь твоя? – вопрошает ангел-хранитель с небелоснежно сереющими крыльями. Он возносит искреннюю молитву к Вседержителю. И являет ему Господь очередное чудо. И знает он, куда должно стремиться ему.
Мощный размах крыльев вздымает ангела к грешной земле. Он летит и видит, куда лететь. Впереди – работа!

Черт в сердцах плюется. Как ему осточертело все! Какого черта от него все хотят. Ведь он так чертовски занят.
А эти, «инспектора». Какие они инспектора? Чего им инспектировать? Зачем они нужны здесь?
Тоже мне – проверка. Чего они выискивают? Рыла свои свиные суют всюду. Забодали уже!
Черт рассеянно поглаживает совсем истончившиеся рожки. Он – заслуженный адский работник, а не чертенок какой. У него, может, юбилей скоро. Четыреста девяносто девять душ в его личной копилке. Отбирал сам. Лучших из лучших. Всего одну осталось соблазнить, а тут – проверка эта. Не верят, видите ли, в адской канцелярии.
- Я, что, приписками занимаюсь? Вы на меня посмотрите. Пятачок уже стерся весь. Шкура лысая, - черта прет злостью.
Вон, на голове только и остались волосы. Ну, еще кое-где найдется, конечно, шерстинок несколько. Но, если по последнему кавказцу судить, то лысый он черт. Бесповоротно. И хвост отпал. Как за четыре сотни душ перевалил, так и отпал.
Вот – это доказательства работы! А то, бумажки им всем. Кукиш – а не бумажки.
Адская гневная дрожь охватила черта. Он еще покажет им всем. Вот только последнюю душу завлечет.
Звякнул адский терминал. Огненные буквы заплясали на смоляном экране. Так, есть голубушка. Попалась! Пальцы стучат по чугунной клавиатуре. База данных. Угу! Вся информация считана, проверена.
Теперь к лифтам. Да, не забыть печать поставить!
Формальности окончены. Скоростная кабина влечет черта ввысь. Впереди – работа!

Маринка без сил уткнулась в подушку. Она рыдала непрестанно четвертый день. Всё, всё против неё.
Мать в больнице после аварии. Неделю в себя не приходит. Выживет или нет – врачи сказать не могут. Старшая сестра разводится с мужем. Ей не до Маринки. У них там с имуществом заморочки. Как делить не знают. Из университета выставили. Позавчера пришло извещение. Денег нет! И взять неоткуда. Холодильник пуст. Но это не главное.
Главное – ОН бросил. Запал на Маринкину лучшую подружку. Бывшую, конечно. Еще дружить с этой стервой! Бросил, бросил, бросил. Как половую тряпку. Попользовал и бросил.
Маринка перевернула подушку мокрой стороной вниз. Слезы неудержимо лились из ее глаз. Нос давно стал красной картофелиной. Волосы сбились чуть не в колтун. Не сразу расчешешь. Ну и пусть!
Она глянула в зеркало. Потом представила себя в гробу. Такой вот, как сейчас. Бр-р-р. Ну и картинка. Но остановить слезы не смогла и не захотела.
Пусть! Вот увидят ее все такой, в гробу-то. Пожалеют тогда!
Покончить с собой! Немедленно!
Хотя? Нет! Это не выход. ЕГО этим не вернуть.
Ну, кому молиться? Богу? Дьяволу? Ангелу? Черту? Кому?
Кто поможет ей в ее горе? Кто вернет утраченную любовь?
В прихожей раздалась птичья трель звонка.
Маринка утерла платочком сочащийся влагой нос, нацепила шлепанцы и потащилась открывать.
Пока она возилась минуты три с непослушным замком, на кухне зашипело что-то по-змеиному. Замок, наконец, поддался, и Маринка, не оглядываясь, поспешила на кухню. Надо же проверить, что там шипело!
За маленьким кухонным столиком восседал элегантный лысеющий черт. С тоненькими рожками. Маринка ошарашено прислонилась затылком к холодному кафелю стены. Все!
Глюки, глюки, где ваш дом?
Почему вам тесно в нем?
Для чего пришли ко мне
С кучей шприцев…
- Приплыла! Может я того, на том свете? – плыла в ее голове единственная мыслишка.
Она захотела было выйти из кухни, повернулась… Тут ноги перестали ее держать. Она шмякнулась на пол. В дверном проеме топорщил крылья ангел.

- Душа должна страдать! Только страданием можно очистить ее, облагородить! – вещал ангел вдохновенно.
- Душа, душа… Чего ты пристал с душой этой? Не видишь – плохо девчонке! – черт усаживал Маринку на табуретку, - Мы с тобой довели! Проявились, в рай вас всех! Воды согрей лучше. Кофеечку попьем.
Ангел с ангельским смирением ринулся выполнять чертовы указания. По дороге он своими крыльями посшибал все, до чего перья дотянулись.
Черт обмахивал Маринку грязным полотенцем. Та уставилась круглыми глазами вдаль. Ни единой мысли в глазах не читалось.
Ангел успел поставить на горевший уже газ полупустой чайник и смотрел теперь с сомнением на напольную груду всяческих вещиц и обломков. Венчали груду дешевые китайские часы с треснувшим корпусом. Стрелки часов прилагались отдельно. Одна выглядывала из перьев ангельского крыла. Другая находилась в груде на полу. Третья, самая тонкая, секундная, торчала из чертовой задницы.
- Н-да. Погромчик знатный! Почти, как порядок в нашей адской канцелярии, - ухмыльнулся черт. Потом вытащил секундную стрелку часов с тихим ойканьем, - Ты чего? Убить меня этой хреновиной хотел?
- Как вы подумать осмелились? Я – чин ангельский! – начал заводиться ангел.
- Все бы чины так. В квартиры к честным гражданам вламывались. И ломали все подряд. Знаем мы вас, ангелы вас дери!
- Она меня сама, через дверь, - начал оправдываться ангел. Потом махнул рукой. Он понял, что черт пытается его разозлить, - Сами-то как? Через окошко?
- Зачем через окошко? Мы по науке. Телепортация называется.
- А шипели чем?
- Чем, чем. На раскаленную плиту попал бы, тоже зашипел, небось! Голосом я шипел, понял? Го-ло-сом!
Ангел заткнулся.
Игра с чертом всегда идет в одни ворота.
Маринка так и сидела с выпученными глазами. На плите начал закипать чайник.
Черт достал из шкафчика пару чашек. Догадались? Откуда он знал, где чашки? Сами же всегда повторяете – черт его знает! Черту все знать положено. Таков закон. Не божеский, но дьявольский.
На столе, кроме чашек, появились ложки, сахарница, банка с «Нескафе».
Ангел открыл банку, понюхал, со вздохом поставил на стол.
- Как эту гадость можно называть кофе?
- Это чертовски хороший напиток, - ответствовал черт, уже успевший навести себе кофе, - Не нравится – не пей!
- Я водички лучше, - ангел начал наливать в чашку воду из-под крана.
- Не пей, не советую, - спокойненько сказал черт, - Там хлора столько, не только копыта, но и крылышки ласты склеят.
- Какой хлор, какие ласты? – удивился ангел и сделал глоток.
В результате, на табуретках сидели уже две фигуры с выпученными глазами.
- А я говорил. Предупреждал. Ладно, пойду телик включу. А вы отходите тут. Оба. Или обои? Да ну вас в рай! – черт плюнул в чашку и отправился в комнату к телевизору.
Из телеящика донеслись звуки сирен всех трех видов скорой помощи – пожарной, медицинской и милицейской. Что-то верещал диктор.
Привычный шум вызвал первые признаки жизни у Маринки. Ее глаза вознеслись горе.
- Опять! К черту этот телик! – воскликнула она.
- С удовольствием! Разрешите сейчас забрать? – донесся из комнаты проникновенный баритон.
Глаза Маринки вновь застекленели.

Утомительным путем проб и ошибок черт привел таки девушку в приемлемое состояние.
Контакт был налажен. Дело двигалось к подписи на контракте.
Они сидели в комнате на диванчике и обсуждали возможные варианты решения проблемы с НИМ, пока с кухни не притащился страдающий ангел.
- Ох, ну как можно, вот так, - он придерживал рукой живот, - Мне плохо!
- Хэ! Это тебе не амброзию райскую, - повернулся к нему черт, - А ты что-то бледен, дружок.
- Я?! Дружок?! За кого вы меня принимаете?! Я ангел, не ваш дружок, - ангел вскинул голову и прошествовал к креслу. Он сел, поудобнее пристроил крылья и начал, - Уважаемая Марина Игнатьевна!
У Маринки аж глаза поехали к переносице. Чего-чего, а такого вступления от обитателя рая она не ожидала.
- Слышь, ты, пернатый! Мы тут вроде обговорили уже все. И без твоих сентенций дурацких, - прервал черт ангела, - Правда, Мариночка? Сейчас, вот, капельку крови иголочкой. Малюсенькую такую капельку. Каплюшечную.
Черт полез за инструментом в карман смокинга. Развернутый пергамент контракта был прижат на журнальном столике парой пепельниц, переполненных окурками со следами помады.
- Вот мы сейчас пальчик приложим, - продолжал сюсюкать черт, роясь в кармане. Он придерживал руку девушки своей черной лапой. А Маринка уставилась на ангела.
- Мне, значит, не привиделось. Вас двое. И оба ко мне…
Хранитель небесный ловил ртом воздух. Опять! Обставили! Этот черт специально воду-то. Ах он!
Ангел, в прыжке, вцепился в чертовы вихры. Оба противника оказались на ковре. Столик отлетел в угол. Окурки разбросало по всей комнате. Маринка только ресницами хлопала.
Враги мутузили друг друга почем зря. Наверху оказывался то разодранный смокинг черта, то встопорщенное облако перьев ангела. Потасовка, впрочем, длилась недолго. Отсутствие тренировки дало себя знать.
Черт прислонился спиной к коленям Маринки, ангел – к опрокинутому креслу. Оба тяжело дышали. Комната была усеяна клочками черного меха и белым пухом. Вот это разгромчик-с!
- Ай, да… ангел… Я думал… никогда… не решишься…
Черт выдыхал слова с присвистом. Один из его клыков потерялся в схватке.
- Я давно… хотел…
Ангел утирал выдранными перьями разбитый нос.
- Уф, давай сделаем так, - раздышался черт, - Пусть она сама решит – кому достанется душа.
- Угу! Согласен, - поставил точку в дискуссии ангел.
Маринка все переводила глаза с одного на другого. До ее ошеломленного сознания не доходило никак, какого решения от нее ждут. Душу получить хотят? Она же желала одного – отдать свою душу ЕМУ. В обмен на Чувство, конечно, на Любовь до гробовой доски!
Облака мыслей плыли за мерцающими зрачками. Они, что же, воспользоваться хотели? Пока она в таком состоянии? Ах они!

Описать дальнейшее невозможно. Упустим этот момент из рассказа. Гнев влюбленной женщины – вещь слишком деликатная, чтобы описать его простыми словами. Остается заметить только, что досталось обеим сторонам.
Главное – Маринка одержала победу!
Она сидела посреди бедлама комнаты на полу. В одной руке был зажат обломок чертова рога, в другой – добрый клок серых перьев. Из глаз ее опять лились слезы. Как же ей жить без любимого? Кто ей поможет?
И в самом деле – кто?!

Адский лифт застрял. Черт с горечью озирал испорченный наряд. Зеркало кабинки отражало черт знает что, а не черта. Смокинг в клочья. Рога обломаны. Клыки выбиты.
В лифте захрипел рупор.
- В связи с тем, что душа в рай не попала, адский совет постановил засчитать тебе победу! Чертово звание снимается!
- А? Что? И кто я теперь? – растерянно спросил бывший черт.
- Гы! Тебя ждут в чистилище. Ты теперь – весовщик душ!
Дверь лифта отъехала в сторону. За ней клубился серый туман неизвестности…

Серый ангел сидел на сером гранитном троне. Пропитанная сыростью серая дымка скрывала окрестности. В руке ангела серел меч правосудия. Бесконечная вереница серых пятен душ тянулась к трону из сокрытого серостью далека.
Из-за трона выскользнула серая фигура с весами в высоко поднятой руке.
- О! Ты смотри, где встретились! – на сером лице знакомо расцвела улыбка.
Ангел опустил строго блеснувшие серостью глаза на весовщика и кивнул. Он узнал бывшего черта.
Издали серым громом пронеслось, - Начинается суд праведный. Суд справедливый!